"ЛАВАНДА, БЛИН..."

Имелась знакомая, Женька. На день Красной Армии она подарила мне одеколон "Горная лаванда", большой пузырь.

Я этого запаха терпеть не мог.

Пришёл ко мне Веллер. Выпили раз, два, и в пять часов утра всякая выпивка кончилась. Выпить хотелось ужасно.

Вспомнили мы армейско-флотские будни, и "приговорили"флакон "Лаванды".

Веллеру хорошо. Веллер после бритья применял только "Лаванду".

Утром было плохо.

Мы пили водку, пиво, портвейн, сухое белое и красное. После каждого глотка лаванда проступала с утомительной силой.

Веллер горько сказал:

— К "Лаванде"Женьку приучил Саульский.

Шагов двадцать мы прошли по утреннему хрустящему снегу молча.

Веллер сказал:

— Саульского к "Лаванде"приучила Сашка.

Ещё шагов десять прохрустели.

И Веллер сказал с горечью:

— Она ещё человек пятьдесят на филфаке к "Лаванде"приучила.

УСЛОВНЫЙ СТУК

Веллер жил в коммуналке на улице Желябова.

Его соседки-старушки бурчали, что к Веллеру ходит много народа, от звонков в дверь покоя нету.

Как-то утром я поднимался по лестнице к Веллеру, и вдруг сообразил, что вот за этой стеной спит Веллер.

И чтоб не звонить в дверь, я постучал ключами в стену.

Через мгновение дверь распахнулась. Радостный, сонный Веллер в халате высунулся, и стал глядеть мимо меня вниз на лестницу.

Потом Веллер посмотрел на меня.

Потом Веллер спросил:

— А где Ленка?

Я ответил, что я здесь один.

—- А кто в стенку стучал?

Я ответил, что я стучал.

Всё последующее, что сказал мне Веллер, походило на старый анекдот: "остальные девяносто пять слов сказал сержант, вылезая из ямы".

ПРОПАГАНДИСТ

Довелось Веллеру служить пропагандистом в Казанском соборе, в Музее "религии и атеизма".

Келью Веллеру отвели на самом верху. Вся келья завалена была бумажным хламом.

Веллер иногда любил чистоту.

Весь день Веллер таскал этот хлам вниз, на помойку на улице Плеханова.

Наутро в келью к Веллеру вошла старушка и стала с ужасом озираться.

— Где, — говорит старушка, — мой архив городской пионерской организации?

Старушка служила здесь до Веллера пропагандистом, и пятьдесят лет собирала документы и материалы к истории юных пионеров.

Так "юные безбожники"канули, без своей истории.

Веллер как мог утешал старушку.

— На всё, — говорил Веллер, — промысел Божий.

ЧУЖОЕ ГОРЕ

Соседи по коммуналке опасались Веллера.

Разочек утром к Веллеру пришли почитательницы его таланта. Перепились, сломали вешалку в прихожей, выбили стекло.

Главная почитательница застряла в тёмном коридоре.

Задом она упёрлась в одну стенку, лбом уперлась в противоположную, и принялась облегчать желудок.

В эту минуту по коридору из кухни побежала соседка.

Соседка тащила кастрюлю борща, прямо с огня. Причём соседка схватила кастрюлю голыми руками.

Соседка завизжала, чтобы почитательница уступила дорогу:

— У меня руки горят!

Почитательница на миг прервала своё занятие, и, упираясь лбом в стенку, хрипло сказала:

— Кого ... чужое горе?

СКРОМНОСТЬ

Шёл я к Веллеру на день рождения.

Купил поллитру. Нужно бы ещё книгу. Денег не было совсем. И у Дома книги я за пять копеек купил с лотка брошюру "Скромность украшает".

Я держал брошюру за спиной, тряс Веллеру руку и говорил, что принёс ему в подарок книгу, которая спасёт жизнь Веллера.

Веллер изнемогал от нетерпения.

Когда Веллер взял брошюру, то сказал с чувством:

— Ка-ка-я сволочь!

Потом мы выпили, и развлекались тем, что читали брошюру вслух.

Оказалось, что брошюра на три четверти состоит из воспевания личной скромности Генерального секретаря товарища Брежнева.

Пьяный Веллер сказал:

— Буду скромным, как Брежнев.

ФИЗИОНОМИЯ

Саульский решил гульнуть.

Принёс пять бутылок "Гурджаани", копчёной колбасы и бобину с собственными песнями, в записи через микрофон "Нота".

Тут Саульского на минутку вызвали на работу.

Часа через три Саульский позвонил и сообщил, что уже едет. Я передал трубку Веллеру.

Веллер тоже устыдился признаться, что мы уже всё выпили и съели.

— Понимаешь, — начал рассудительно говорить в телефон Веллер, — мы пьём твоё вино, кушаем твою колбасу, слушаем на магнитофоне, как ты поёшь свои песни. На хрена нам ещё твоя физиономия?

Саульский насмерть обиделся, и до осени не звонил.

ПЕРЕДЫШКА

Жизнь двигалась устойчиво, как по железнодорожному расписанию.

Очень любили в те времена праздник Пятое Декабря, день Конституции.

Хозяйки варили студень, первый в новой зиме.

Все шли в гости, или принимали гостей.

Вкусно кушали и выпивали.

Начало зимы, много снега, мягкий морозец, дух общего праздника в вечернем воздухе.

Веллер говорил про Пятое Декабря:

— Какая изящная передышка между Седьмым Ноября и Новым Годом!

ВОСТОРГ

Веллер купил у соседа шкаф. За двадцать рублей.

Шкаф был трёхстворчатый. Почти вся комнатка Веллера уместилась в нём.

Украшением шкафа было зеркало.

Каждый, кто приходил к Веллеру, отражался в зеркале непрерывно, пока не уходил.

Веллер был в восторге от своей финансовой ловкости.

— За такое зеркало отдельно, — говорил Веллер, — в магазине сорок рублей просят.

РУБЛЬ

Веллер, когда жил на улице Желябова, изобрёл "теорию рубля".

Сколько всякой еды можно купить на рубль.

Половинку чёрного хлеба, семь копеек. Полкило квашеной капусты, восемь копеек. Луковицу, ещё три копейки...

Выяснялось, что на рубль можно купить очень много еды.

НУЖНЫЕ ЛЮДИ

Часто Веллер приходил ко мне, и приносил бутылку: наполовину пустую, заткнутую газетой.

— Понимаешь, — говорил Веллер, — купил "Столичную", чтобы распить с тобой. Встретил нужного человека. Пришлось выпить по глотку.

ВЫДЕРЖКА

Веллер принёс в редакцию толстого журнала рассказ.

Рассказ начинался фразой, что у героя имелся один документ: справка об освобождении.

Прозой в журнале заведовал маститый писатель Кульбитов.

Кульбитов был знаменит в Питере тем, что подал в "Худ. Лит."заявку на роман "из жизни Жанны д'Арк: про войну протестантов с гугенотами".

Кульбитов долго разъяснял Веллеру, что Веллер не умеет писать. Уже первая фраза непонятна.

О какой справке речь? Бывает справка об освобождении от физкультуры. Или об освобождении от урока труда.

Веллер даже слова худого Кульбитову не сказал.

А мог и бритвой полоснуть.

ВЕЧНОСТЬ

Веллер жил на гроши. Искал любой заработок.

Я присватал его в сборник о подвигах комсомольцев.

Веллеру дали гробовую тему, из Гражданской войны: взрыв на форте "Павел".

Платили сдельно, за объём произведения.

Веллер сочинил длинный очерк: один моряк бежал туда-то, другой моряк кричал то-то.

Сочинил, и принёс мне машинопись.

Я прочёл.

— Мишка, где ты взял всю эту чепуху? Там же все погибли. Никто не знает, чтотам произошло.

Веллер озлился, и назидательно отчеканил:

— А вот как я написал, так теперь и будет. Навечно!

ПОЧТИ ЧТО

Пришёл Веллер ко мне поужинать.

За ужином моя жена рассказывала, как у них в институте крадут дублёнки.

Мы все получали тогда сто двадцать рублей в месяц. Хорошая дублёнка стоила рублей восемьсот, а то и тыщу.

Дублёнки крали так.

В гардеробе дежурили студенты. Приходит девушка и хнычет, что потеряла номерок. Ей говорили строго: идите в бухгалтерию и уплатите за утерянный номерок.

Девушка шла в бухгалтерию, платила тридцать копеек, и приносила в гардероб квитанцию.

Ей говорили: идите, ищите своё пальто.

Девушка выбирала дублёнку получше, и в ней уходила.

— Но позвольте! - вскричал Веллер. — Дублёнка, за тридцать копеек, это почти что даром!

УДОВОЛЬСТВИЕ

Друг наш Саульский женился, на француженке. Свадьбу назначили в Ленинграде.

Я спросил Саульского, какой ему нужен подарок. Ведь надарят кофейников, настольных зажигалок.

Саульский долго мялся, и признался, что хотелось бы диван. Всей мебели у него была только раскладушка.

Мы с Веллером взыскали дань с приглашённых на свадьбу друзей. Потом была морока обзванивать мебельные магазины, ехать, покупать диван, ловить грузовик, тащить диван по чёрной петербургской лестнице на шестой этаж.

Сели обмывать диван.

Саульский прыгал задом на диване и приговаривал:

— Спасибо ребята. Огромное удовольствие доставили.

Грубый Веллер сказал:

— Мы доставили диван. А удовольствие на нём ты себе сам доставишь.

"ВЕЛЛЕР СЪЕСТ"

Зашёл я к Саульскому. Сидим на кухне в его коммуналке, пьём чай, рассуждаем о шансах Веллера и Саульского на Нобелевскую премию.

Саульский вдруг спохватился:

— Хочешь торт?

Вытащил из помойного ведра коробку, в ней огрызок вафельного торта.

— Нет, — сдержанно сказал я. — Не хочу.

Саульский шваркнул коробку обратно в ведро:

— Веллер придёт — съест!

ПОД ЗВОН КУРАНТОВ

Веллер мечтательно говорил, что в праздник нужно с утра сесть за нарядный стол. Чтобы крахмальная скатерть. Чтобы картошечка дымилась. Чтобы хрусталь сверкал. Чтобы первую рюмочку прозвенеть ровно в десять утра, под звон курантов, когда маршал выезжает из ворот Кремля.

Первого мая я устроил такой сбор: приказавши гостям под страхом смерти не опаздывать. Были Веллер, Женя Веселов с женой Ларисой, Серёга Беркис, ещё кто-то.

Скатерть была крахмальная. Хрусталь сверкал. Картошечка дымилась. Водка индевела.

Ровно в десять, под звон курантов, когда маршал в чёрно-белом телевизоре выезжал из-под Спасской башни, прозвенели первую рюмочку. Вкусно было необычайно.

Праздничный завтрак незаметно перешёл в ужин. Бегали в магазин. Поздний ужин перетёк в ранний завтрак. Завтрак вырос в обед, и склонился в ужин...

Поздно вечером второго мая гости с трудом разбрелись: под тем туманным предлогом, что им завтра на работу.

А Веллер, довольный, улёгся спать.

НА ТЁМНУ ЕЛЬ...

Когда известный критик Мурье видит на прилавке сто восьмую, сто десятую книгу Веллера, то долго вздыхает, качает головой, произносит укоризненно:

— Ведь говорил, говорил же я Мише, чтобы не спешил печататься...

Действительно, говорил. Когда ни одна сволочь не печатала Веллера.

Мурье ведал прозой в уважаемом журнале, и тоже не печатал Веллера.

Веллер мечтал о такой новогодней ёлке, чтобы на ней висел Мурье.

БЕШЕНАЯ КАРЬЕРА

Веллер, как многие университетские филологи, имел военной специальностью: артиллерию.

Ретивый военкомат неукоснительно тягал Веллера на офицерские сборы.

Веллер проклинал всё на свете, но влезал в казённую портупею.

В дождливые дни Веллер, в портупее, сидел в казарме на койке, и пил водку с такими же, как он.

Один раз Веллер видел, как стреляет гаубица.

К двадцати семи годам Веллер был уже капитан запаса Красной Армии.

Друзья назвали Веллера:

— Карьерист.

В ПИЗУ!

Веллер похвалился, что придумал шикарное название для романа:

— "Гонец из Пизы".

— Угу,- сказал я. — А второй том будет называться: "Гонец в Пизу".

Веллер посмеялся, но как-то принужденно.

МИР НА ЗЕМЛЕ

Веллер не любил говорить о своей первой женитьбе.

Веллер недолго жил в чинной, как Георгиевский зал Зимнего дворца, квартире тестя.

Тесть Веллера был грозный генерал-адмирал. Он заведовал миром на Земле.

Вечером, когда генерал-адмирал, в окружении богатых закусок, выпивал третью рюмку, на отдельном столике резко звонил красный с золотом аппарат.

Чеканный голос докладывал:

— "Сто восемнадцатый"готов бомбить Флориду!!

— Не разрешаю! — говорил генерал-адмирал.

Клал тяжёлую трубку, и цеплял на вилку грибочек.

Мир на Земле продолжался.

ГЛАВНАЯ ТАЙНА

В прежнее время всякий автор, который посылал рукопись в редакцию, сочинял на себя справочку.

В редакциях очень ценили "трудовую биографию". Чтобы автор был не "вонючий интеллигент", а — "от сохи", "от кайла".

Веллер, в студентах, был два раза гоняем в строй-отряд. Каждый знает, как приобретались "специальности"в строй-отрядах. Прокатился на бульдозере: бульдозерист! Увидел сварочный аппарат: сварщик!

Веллер с лёгким сердцем писал себе восемнадцать рабочих специальностей: "укладчик шпал", "подносчик гвоздей".

Сильней всего на интеллигентных московских редакторш действовала указанная Веллером специальность: "скотогон".

Им немедля хотелось переспать со скотогоном.

А по трудовой книжке Веллер был: учитель в деревенской школе, лит. сотрудник в фабричной газетёнке "За крепкую обувь!", пропагандист в музее атеизма.

Но Веллер об этом никому не говорил.

КОВ-БОЙ

Юный Веллер улетел, рейсом "Аэрофлота", на Алтай, и нанялся, на один перегон, гнать овец от Монголии в Бийск.

По Чуйскому тракту.

Такое, на три недели, развлечение.

Воротясь, Веллер шлялся по Ленинграду и показывал из себя грязного ков-боя: в старых кирзовых сапогах, в брезентовых штанах, прожжённых у костра, в бороде, в широкой шляпе.

В бороде и шляпе Веллер походил не на ков-боя, а на выпускника ешибота.

Я показал ему в "Иностранке"рассказики американского юмориста: "...Сэм Голд. Единственный еврей-ковбой, кого я знал. Он загонял коров на велосипеде.

Когда обе коровы разбежались, он продал велосипед, и ушёл пешком в Аризону."

Веллер хохотал, как полусумасшедший.

Потом пошёл мыться, брить бороду.

ЗМЕЕЛОВ

Чтобы окончательно поразить московских редакторш, Веллер писал о себе, что служил змееловом в Кара-Кумах, два раза был кусан гюрзой.

Веллер обманывал.

Единственной ядовитой змеёй, которую Веллер видел вблизи, была Магда Аникеева, начальница в газетке "За крепкую обувь!"Веллер благоразумно не ловил Магду.

"ПУСТЯКИ"

Тексты Веллер хватал, как голодная чайка: на лету.

Особенно, когда начал вовсю печататься.

Скажешь при Веллере: "Сила в руце надёжа в Бозе", — тотчас схватит, переврёт, в беспамятстве, и воткнёт эпиграфом к своему роману.

Скажешь Веллеру: "Мера вашего невежества даже не забавна", — тут же откроет сей фразой новый сборник рассказов.

Хуже всего: подпустить Веллера к рукописи. Немедленно утащит все лучшие фразы, и напечатает как свои.

— Масса Майкл! — возмущался я, — имей совесть. Ты шлёпаешь книжки каждый месяц. А у меня от книги до книги двадцать лет. Читатель подумает: это я у тебя фразы ворую.

Мишенька щастливо жмурился, ласково говорил:

— Пустяки...

ЩЕДРОСТЬ

Веллер бывал щедр.

Как-то мне срочно понадобился сюжетец для малой пьесы.

Пошёл я к Веллеру.

Веллер долго листал большую тетрадь с сюжетами (настоящий писатель), и подарил мне сюжет "Колечка".

Я был очень ему благодарен.

Пьесу поставили, напечатали.

Мои недоброжелатели долго шипели на всех углах, что я украл сюжет у знаменитого Ваксберга.

В ЛЕТНЕМ САДУ

Веллер имел мечту: пить чай из самовара в Летнем саду.

Сидеть летним утром, в Летнем саду, и пить чай.

Веллер жил на улице Желябова, рукой подать до Летнего сада.

Роскошным июльским утром зашли мы к Веллеру: Вовка Бейдер, Серёга Беркис, и я.

Вскипятили большой электрический самовар. Заварили вкуснейший чай в большом заварном чайнике с цветами. Взяли раскладной стол и четыре складных стула, чашки с блюдцами, сахар в сахарнице, расписной лаковый поднос. В булочной на углу Мойки и Конюшенной купили свежайших калачей и баранок.

И вошли в Летний сад.

Установили стол и стулья на площадке, где мраморный Лаокоон, в тени высоких лип, с видом на Лебяжью канавку и Марсово поле.

Водрузили на стол самовар. Калачи грудой: на лаковый поднос. Чайник с цветами, красивые чашки, сахарницу...

Самовар ещё слабо кипел.

Боже, как вкусен был чай, под липами Летнего сада! как душисты и мягки были калачи...

Гуляющие в саду граждане приняли нас за точку общепита, развёрнутую для счастья трудящихся.

Граждане мигом выстроились в очередь, каждый с рублём в кулаке: "Мне две чашки чаю, и четыре калача!.."

Утомились мы их отгонять.

УСТНЫЙ СЧЁТ

Юный Веллер после университета был определён в учители.

В начальную деревенскую школу, вблизи Ленинграда.

Чтобы поспеть к урокам, Веллер вставал в пять утра. Обратно в свою коммуналку он добирался поздно вечером.

В школе учительствовали две добрые, пухлые бабушки. На уроках они рассказывали детишкам сказки.

Веллеру они поручили возить детей на обед, в главную усадьбу. На рейсовом автобусе.

Деньги за обед и проезд детишки сдавали Веллеру на месяц вперёд.

Веллер всюду ходил с полу-пудовым мешком мелочи и рублёвых бумажек.

Веллеру снились кошмары: он потерял мешок.

Денег в мешке почему-то вечно недоставало. Веллер, злобясь и матерясь, добавлял из своего нищенского жалованья.

Веллер всё время считал. Тридцать семь билетов по пятнадцать копеек, тридцать семь обедов по двадцать восемь копеек...

Мелкие детишки с удовольствием разбегались во все стороны. Веллер ловил их и пересчитывал.

Веллер пересчитывал их перед посадкой в автобус, Веллер пересчитывал их в автобусе, по выходе из автобуса, в столовой, по выходе из столовой...

Детки в это время пуляли в Веллера из рогаток.

— Угадай, — говорил Веллер, — кто мой любимый герой в Библии?

РОЗОВАЯ ПАПКА

Веллера не печатали.

Кучу денег истратил нищий Веллер на рассылку рукописей в журналы. Почта приносила рукописи обратно.

Веллер знал, что в редакциях рукописи не читают.

И Веллер придумал, как привлечь внимание.

Веллер бойко отстукал на машинке шесть порнографических рассказов. Матерных слов там не было. Всё прочее имелось в избытке.

В письме к редакторам Веллер написал, что он слепой от рождения. Печатает на специальной машинке.

В "Гостином дворе"Веллер сфотографировался на автомате, закатив глаза под лоб. Жуткие фотографии Веллер приложил к письму.

Из бумаги омерзительно розового цвета Веллер вырезал кривые папки, и приклеил к ним гнусно-зелёные тесёмки.

И стал рассылать всюду порно-рассказы, сериями по две, три штуки. Теперь, думал Веллер, его имя запомнят.

Вслед "розовым папкам"Веллер стал посылать свою настоящую прозу.

Позднее Веллеру рассказали, что на крик "почта от Веллера"сбегалась вся редакция.

Начинали читать, говорили разочарованно:

— Ну, это что-то серьёзное, — и бросали в ящик для возвращения автору.

К тому же, фигура Веллера сделалась подозрительной:

— Сегодня порнография, завтра антисоветчина.

И Веллера опять не печатали.

ХОД

Году в восьмидесятом Веллер уехал из Питера в Таллин.

В Питере Веллер надоел всем редакциям.

Москва лягала юных ленинградцев копытом.

Таллин для московских редакторов находился где-то между Стокгольмом и Лондоном.

В Таллине Веллер бедствовал в деревянной развалюхе, где крыша текла, печь дымила, а в окно по ночам врывались летучие мыши.

Веллер, тихо матерясь, топил печь, и обдумывал своё будущее.

Веллер сам сочинял на себя рецензии, в которых ставил себя выше Фолкнера и Уайлдера, и придумал себе титул: "Гроссмейстер современной прозы".

Московские редакторы дрогнули.

Таллин. Заграничное имя. Гроссмейстер...

БАЛЬЗАМ НАДУШУ

Ленинградское телевидение пригласило эстонского писателя Веллера в герои своей передачи.

Знаменитый писатель Веллер приехал из Таллина, и явился на телевидение с глиняным сосудом таинственного бальзама "Старый Таллин".

Тут узналось, что знаменитый писатель из Таллина есть тот самый Мишенька, который девушкам с телевидения знаком до боли, а некоторым до слёз.

Записали беседу со знаменитым Веллером. Бальзам выпили. После чего на телевидении и Веллера, и бальзам стали называть:

— Старый Веллер.

СТРАШНАЯ МЕСТЬ

Когда Веллер уехал жить в Таллин, у него в Таллине приключился роман.

Веллер утверждает в мемуарах, что эта "самоходная печь-голландка"сама на него наехала.

У "печи-голландки"имелся муж, почётный эстонский писатель еврей Боба Штейн.

У Гоголя говорится, что чиновники "дуэлей не знали, а пакостили друг другу по службе как могли".

Боба Штейн напечатал роман, где благородную жену благородного героя совращает злодей, русский майор милиции по фамилии Веллер.

Месть Веллера была ужасна.

Веллер напечатал правдивую историю из молодости Бобы Штейна: как Боба Штейн, будучи лейтенантом на крейсере, пошёл в гальюн, повесил ремень с кобурой и пистолетом на крюк, справил нужду, и ушёл, а ремень с пистолетом забыл.

Роман Бобы Штейна никто, кроме меня, не читал.

А "легенды"Веллера про Бобу Штейна издаются миллионными тиражами.

ВЕЖЛИВОСТЬ

Веллер рано начал писать мемуары.

Так же рано он начал их печатать.

В одном мемуаре Веллера в толстом журнале я прочёл, что боксёры будто бы завидовали умению Саульского боксировать, а гитаристы будто бы завидовали умению Саульского играть на гитаре. Я сказал Веллеру:

— Мишка, как не стыдно? Саульский был боксёр, таких пятнадцать на дюжину. Гитарист и того плоше. Весь университет говорил, что Саульский "лучший гитарист среди боксёров и лучший боксёр среди гитаристов".

Веллер сморщился досадливо.

— Да помню я всё это. Неудобно: я же у Саульского в Париже в его квартире даром жил. Ещё обидится...

"...НО ИЗЫСКАН"

Веллер уже проживал в Таллине.

Мои дела шли ко дну. Где-то я выпил, и вечером очутился у Варшавского вокзала.

Плюнул на всё, купил за шесть рублей билет, и уехал в Таллин.

В восемь утра я звонил в дверь Веллера.

Сонный Веллер вышел в халате, в каком жил на улице Желябова.

Веллер не удивился моему приезду без предупреждения.

Умылся, после чего сказал:

— Завтрак наш будет небогат, но изыскан.

И выставил всё, что имел: бутылку "Столичной", два куска чёрного хлеба и большое блюдце с клубникой.

Много лет я вспоминаю тот завтрак, как драгоценность в моей жизни...



Таких рассказиков у меня — сотни. Лень записывать.

Главное, что Веллер прочёл, гоготал, подтвердил: всё так и было *.

Автор

________________________

* К сведению читателей: в тех длинных, ужасных историях обо мне, которые сочиняет и печатает Веллер ("Легенда о романисте", "Топи их всех!", и проч.), нет, разумеется, ни слова правды. — Прим. Авт.